Я сделал то же самое: повернулся к Валерке спиной и, словно издеваясь над ним и оттягивая удовольствие для себя, стащил до низа вначале штаны, потом трусы и почти физически ощутил попой Валеркин взгляд. О, как же это было сладко и приятно! Нет, я не испытал в тот раз никакого оргазма, наверно был не способен .Это произошло немного позже, лет в 9 или 10, но я чувствовал, что за этим блаженством есть какое-то продолжение, что есть какое-то дальше, от которого должны посыпаться искры из глаз, от которого захочется кричать, стонать, плакать. Я очень рано осознал свою непохожесть на остальных ребят. То, что для них было легким развлечением, мне доставляло жуткое удовольствие. Я все это понимал и старался всячески скрывать свои пристрастия. Это разделило меня пополам: одна половина меня была для всех. Она играла в войну (позднее в индейцев), в футбол, каталась на коньках и лыжах, купалась, курила, ругалась матом, ходила в школу, втихоря ездила в город и там гуляла... Про другую половину не знал никто! Не знали даже те, с кем эта половина играла во всякие "нехорошие" игры--так хорошо она научилась маскироваться под первую. Чаще всего я устраивал так, чтобы тот, с кем я играл, сам проявлял инициативу. Я конечно не логически пришел к таким методам; просто интуитивно я чувствовал, что лучше и безопаснее заставить партнера поверить, будто он сам все это устроил.
Я их затягивал в эти игры ,как в сети, ловил их на "живца". Чаще конечно играл с пацанами, но иногда...

У Лены было одно из тех детских лиц, про которые никогда не скажешь с уверенностью: девочка это похожая на мальчика, или мальчик похожий на девочку. У взрослых такой гермафродизм -почти уродство, но у детей... Она приехала к нам с о своей мамой, которая была давней подругой моей. И пока мамы радовались встрече, Лена прошла в комнату, где я спал(вернее делал вид,что спал).
"Ты что еще спишь?"-спрсила она, округлив свои и без того крупные глазюки,-"время-то уже сколько!!!"
Время действительно было много. Летом я очень поздно приходил домой (деревня, знаете ли!) и потом спал до обеда. Но в этот раз я проснулся едва услышав разговоры, и быстро сообразил кто пришел
"Ну вот,не дадут выспатся"-сонно прохрипел я.Она подошла к краю кровати и бесцеремонно попыталась сдернуть одеяло.
"Ну вот еще!"-прошипел я с притворным ужасом,-"может я голый сплю, а ты одеяло тащишь!"
Наши нечастые встречи всегда начинались в таком тоне. Я не знаю почему. Какая-то немая договоренность существовала между нами. Нравилась ли она мне тогда, т.е. был ли я в нее вдружен, как метко сказал где-то упомянутый мной мальчик? Едва ли... Впрчем..
Когда я влюблялся (я имею ввиду в детстве) моя вторая (тайная) половина тактично погружалась в сон и не донимала первую,которая в это время романтически вздыхала и страдала от неразделенной любви. Мне не хотелось играть в эти игры с теми, кого я любил. Видимо, у меня пропадало вдохновение, как у Пушкина во время любви. Вторая половина не умела любить. Ей нужны были удовольствия, а не любовь. Она ценила сексуальность, а на красоту не обращала решительно никакого внимания.
"Врешь"сказала Лена
"Не вру.Не веришь?-спросил я, незаметно задирая под одеялом штанину трусов. "Смотри! "Я медленно приподнял край одеяла, показывая ей обнаженное бедро.
"А дальше?" Она недоверчиво указала на ту часть моего тела, которая была скрыта под одеялом. "Там покажи!"
"Чего захотела!"
"Ну не хочешь и не надо!". Она демонстративно надула губки и отвернулась.
"А ты сама."-предложил я ей, показывая глазами на одеяло. Она хищнечески посмотрела, дотронулась до одеяла и уверенно потащила его.
"А-а-а! Я же говорила, что врешь! Врун несчастный"
В ее словах был какой-то обиженный восторг и неумело скрываемая досада.
Лена отошла к окну и молча уставилась на сад. Она стояла спиной ко мне и не могла видеть моих действий. Я сделал вид, что просто ворочаюсь, незаметно выскользнул из трусов, и подоткнул под себя одеяло. Дальше я не торопил событий. Я наслаждался своей наготой, легкостью тела и сознанием присутствия другого человека. Я терпеливо ждал ее следующего шага. Она уже давно заглотила наживку и теперь крепко сидела у меня на крючке. Только бы нам не помешали, только бы сюда никто не пришел. Я посмотрел на дверь-она была чуть приоткрыта. Не знаю почему, но рискованные ситуации добавляли мне удовольствия
Не дождавшись от меня никаких действий, она стала дразнить меня, всячески склоняя (с разной степенью правильности) слово врун:
"Врун! Врун! Врунишка! Врунчик! Врунище! Врунтяй! Вру..." Тут она затруднившись с очередным производным, повернулась ко мне и, увидав вытащенные из-под одеяла трусы, открыла в изумлении рот. Она была озадачена. Она не знала, что делать дальше. Попросить меня откинуть одеяло она не решалась, для нее это было унизительно. Она явно хотела, чтобы я сделал это сам. Иначе бы она признала свою слабость. Я же крепко держа одеяло руками, ничего не предпринимал, предоставляя ей на выбор следующий шаг. Она стала медленно подходить ко мне, по кошачьи округлив глаза...
Oжидая атаки, я сильнее ухватился руками за одеяло. Она попыталась его откинуть, но я был мальчик и двумя годами старще (через неделю мне должно было исполнится 10), а потому сильнее. Потерпев неудачу, Лена сново притворилась обиженной. Когда она отвернулась, я незаметно влез опять в трусы не особенно заботясь о правильности одевания.
"Ну ладно,иди смотри!"-сказал я ей. Лена стояла, глядя в окно, и не двигалась.-"Да иди же!"
Я приспустил трусы и сново показал ей оголенный бок.Заметив это косым взглядом, Лена сдалась и двинулась ко мне... Но тут раздались шаги по коридору, дверь широко распохнулась и в комнату вошла Ленина мама.
"Здрасте!"-сказал я ей, сдавленным голосом.
"Здравствуй"-ответила она, направляясь ко мне и явно что-то замышляя.-"Ты тут не голый случайно лежишь?"
Резким движением она стащила с меня одеяло. Я взглянул на Лену: она стояла сжавшись в комок(как сказал бы Санчик), готовая расплакаться и просить у мамы прощения.
Hужно заметить (Отто прости-я не исправим), что Ленина мама была женщиной вовсе не строгой. Когда я был еще грудным, а Лены не было на свете, она часто нянчилась со мной, если моей маме нужно было куда-то уехать. Она кормила меня детскими кашами, переодевала меня, мыла под умывальником (все это она с гордостью рассказывала мне потом), и поэтому считала(наверно не без основания), что может обращаться со мной, как с собственным ребенком. Прежде они жили у нас в деревне, а потом переехали. Она была финкой по национальности и носила финское имя Хилма. Ее отчества я никогда не знал и обращался к ней на ты. Она была веселой и по хорошему нахальной.
Ленина мама окинула меня взглядом с головы до ног и, убедившись, что на мне трусы (я успел их натянуть обратно, едва услышал шаги) накрыла меня вновь. А я лежал, все еще прикрывая руками некстати возникшую проблему
"Мам,мы тут про школу разговариваем"-нашлась Лена-"Не мешай нам... Ну, а по физкультуре у тебя что?"
Ленина мама вышла. Я взглянул на Лену. В ее глазах стояли слезы, она готова была расплакаться. Мне стало ее жаль, я почувствовал к ней что-то в роде нежности.
Испугалась?-спросил я
"Нет... Мне то чего бояться... Тебя бы поймали,не меня!.. И все равно ты врун ... Врун несчастный"
"Почему врун? Вовсе и не врун"
"Тогда почему ты в трусах оказался?"
"Услышал твою маму и одел ... А ты правда не испугалась?".. Я старался говорить как можно мягче и, почувствовав это, Лена ответила: "Так, немного"
"Аты правда посмореть хочешь?-выдавил я сквозь комок в пересохшем горле
Лена стояла, глядя в пол, и ничего не отвечала... Я перевернулся на живот...
"Ну,иди, смотри"-сказал я ей почему-то шепотом, распластывая руки на подушке и следя за выражением ее глаз. Промелькнувшая в них надежда, сменилась вновь разочарованием: "Но ведь ты не снял..,-она замялась и потом выдавила: "трусы..."
"А ты сама"-шепнул я еле слышно, и спрятал лицо в подушку. Я лежал и ждал...
Лена медленно подошла ко мне. Я не видел ее, а только чувствовал. Чувствовал ее приближение, чувствовал, как она осторожно взяла двумя руками одеяло, как она откинула его и взялась за резинку трусов и как они, слушаясь ее нежных пальчиков, медленно поползли вниз... Мне было сладко... и немного больно...
Ее пальцы мягко скользили по моей попе...
Сердце замерло, в голове стоял шум.., в висках стучало.., дыхание остановилось... перед глазами плыли яркие, разноцветные круги...
Я не видел ее лица, но ощущал ее взгляд обнаженным телом... В этот момент я был поддатлив, доверчив и беспомощен.
Спустив с меня трусики, она стала любоваться мной и у меня промелькнула идиотская мысль: "А интересно, у меня попа красивая? "Я не удержался и озвучил этот вопрос Лене. Она полушепотом ответила: "Попа?Попа как попа! Такая же как у всех."
"И как у тебя?-спросил я
"Конечно"
"Тогда покажи"
"Я сама и ты сам"
Она повернулась спиной ко мне. Я привстал, кое-как поправил трусы спереди (чтобы не слишком выпирало; взади они так и остались приспущенными) приподнял ей платье и попросил: "Подержи так"
Лена подхватила платье, приподняла его еще выше и молча ждала... "Какая она тихая и спокойная"-подумал я. Потом взялся за ее белые в синий горошек трусики и потянул вниз. Действительно-попа как попа, и таких поп я видел десятки, и у девочек и у мальчиков, но почему мне каждый раз было приятно смотреть на эти попы, почему каждый раз у меня колотилось и замирало сердце, почему стучало в висках, а спереди у меня всегда было оттопырено?.. Вот, эта вечная проблема спереди... Как она мне мешала!.. Как она выдавала меня во время купания с пацанами голышом!.. Я так любил купаться без всего, когда всем телом ощущаешь легкость и свободу! Когда плюешь на все запреты и табу, на все предрассудки человечества выработанные за последние несколько тысяч лет, десятками сотен поколений!!!
Лена! Павлик! Идите обедать!-услышали мы. Я встал, поправил трусы (Лена тоже), одел штаны (предворительно придавив резинкой трусов свою проблему), футболку, носки, кеды и мы вышли из комнаты. Если честно, то я даже немного обрадовался тому, что нас позвали. Я знал, что у нашей игры должно быть продолжение, но мне очень не хотелось показывать Лене свою эрекцию(собственно этим словом я свою "проблему" никогда не называл, хотя и знал его-вычитал в одной медицинской энциклопедии). "Пока мы обедаем,-думал я,-все пройдет и может я успею показать у себя спереди до того как начнется" .Но я ошибся..
Сходили бы,погуляли"-предложила моя мама когда мы пообедали.
Да нет, чего-то не хочется пока"-ответил я и, кивнув Лене, пошел в свою комнату. Лена пошла за мной. Но почему-то там , в комнате никто из нас не мог предложить продолжения "игры". Каждый из нас этого хотел, но никто не решался начать первым. Она молча стояла у окна, а я сидел на кровате и смотрел на нее.
"Слушай, а может и правда пойдем погулять?-предложил я,-Сходим к лесу,я тебе покажу где мы в индейцев играем?"
"Пойдем"-охотно согласилась Лена.
Мы оба радостные выскочили из комнаты.
"Мы гулять!"-крикнул я на бегу, и потащил Лену за деревню, держа ее за руку
Я знал куда вел Лену: недалеко от деревни был низкий бугорок, поросший ольхой. Грибы там не росли (да и рано им было), ягод тоже не было и поэтому нам никто не мог помешать.
Мы продрались сквозь густые заросли ольшанника и оказались на небольшой полянке. Сердце у меня тревожно колотилось в предкушении запретных удовольствий, "проблема" еще не началась, но я знал, что она начнется вот-вот, предчувствовал ее по зуду внизу живота, по неровности дыхания,но мне было наплевать...
В качестве прелюдии я снял футболку (надо же было с чего-то начинать) и предложил Лене снять платье: "Не бойся, тут никого нет"-сказал я ей.
"А тогда ты брюки сними"-поставила условие Лена
Я скинул кеды, штаны, носки и остался в одних трусах
"Помоги растегнуть"-попросила она, поворачиваясь ко мне спиной. Я растегнул пуговку на ее платье и словно нечаянно провел рукой по ее плечу.